– У меня такое впечатление, что, начиная с бегства из Порт-Ройала, никакого особого риска в наших авантюрах нет, – признался Аркадий. – Если же и есть, то в пределах неизбежного. Как, наверное, везде в эти времена. Я по-другому уже не представляю. Даже скучать начинаю на берегу. Погуляешь, отдохнешь, а потом словно чего-то не хватает.
Командор вздохнул, медленно набил трубку, старательно раскурил и как-то устало произнес:
– А мне, похоже, стало надоедать. Вроде посмотреть вокруг – сплошная экзотика. Теплое море, пальмы, лето круглый год. Хоть поселись и живи до скончания дней. Благо денег хватит. Плантацию купить, а дальше никаких особых забот. И все равно не хочется. И кувыркаться по волнам надоело, и от покоя, как ты говоришь, тошно становится. Хочу домой.
Калинин понял, что под домом Командор понимает не свое время, а просто географическое пространство, именуемое Россией.
Странно было другое. Обычно Кабанов говорил слово «надо», а вот «хочу» – избегал.
Или действительно устал? Несгибаемым тоже иногда надоедает быть несгибаемыми. Потом это проходит, но все-таки…
– А я даже не знаю. Никто нас там не ждет, да и кем мы там станем? Еще в крепостные забреют!
– Забривают в солдаты, – машинально поправил Командор. – В крепостные не то записывают, не то зачисляют. В общем, хрен разберешь. Все равно нам придется прикинуться иностранцами. Нынешнего русского мы не знаем. Документов не имеем. Наберем товара, прибудем под видом купцов, а там, если что, подданства попросим. Вы будете торговцами, я запишусь в солдаты. Не пропадем. Хуже, чем здесь, все равно не будет.
– Да здесь-то, как привыкли, неплохо… – Калинин, видно, вспомнил начало эпопеи и несколько погрустнел.
Командор, напротив, стал несколько бодрее, словно в мало что значащих словах излил накопившуюся усталость.
Он стал прислушиваться к обычным ночным звукам идущего в море корабля и вдруг неожиданно встрепенулся:
– Черт!
– Что случилось? – в свою очередь дернулся Аркадий.
– Не пойму. То ли ветер переменился, то ли курсом другим идем. Но зачем?
Расслабленность порою играет странные шутки. В другое время Командор замечал вокруг все, а тут доверился другим людям и проворонил момент, когда то ли человек, то ли природа решили переиграть четкие указания.
– Я сейчас! – Кабанов порывисто вскочил, привычным жестом поправил шпагу и устремился на выход.
Калинин не размышлял. В последнее время он всегда шел за Командором и потому рванулся следом.
С виду на палубе все шло своим чередом. Работали с парусами вахтенные матросы. Небольшая группа отдыхающих моряков стояла перед входом на ют. На самом юте распоряжался капитан. И все это при свете ущербной луны, звезд да пары фонарей.
– Что случилось, капитан? – Кабанов в три прыжка взлетел на квартердек.
– Ничего, Командор, – невозмутимо ответил Коршун.
Командор окинул взглядом созвездия и, удостоверившись в своей догадке, повелительно спросил:
– Почему поменяли курс?
– Ветер неблагоприятный. Еле ползли. Команда устала… – Коршун отвернул лицо чуть в сторону. – И потом, Командор, не все ли равно, куда идти? Добыча может быть везде. А на место встречи мы всегда успеем.
– Мы, кажется, договорились, что приказы на борту отдаю исключительно я, – ледяным тоном отчеканил Командор. – Потрудитесь, капитан, выполнять свою сторону договора.
Привлеченные спором, на квартердеке стали появляться матросы. По традиции им сюда хода не было, однако корабль был пиратский, и на нем могли существовать свои порядки. Вплоть до полного отрицания таковых.
Свободного места на парусниках немного. Даже на многопалубных галионах. Здесь же, на бригантине, квартердек был по существу небольшим пятачком, окруженным с трех сторон фальшбортом и с четвертой – обрывом в сторону основной палубы.
Дюжина матросов сузила пространство до предела, заняла его собой, и Командор оказался окруженным. Сиплое дыхание вырывалось едва ли не над ухом, и это было единственным звуком, издаваемым людьми.
В молчаливой толпе всегда присутствует нечто зловещее. Особенно когда в ночной темноте практически не разобрать выражений лиц.
– Команда заслужила небольшой отдых, – сипло повторил Коршун.
Он старательно отводил глаза, словно что-то можно было прочитать в них, когда единственный фонарь был за его спиной.
Командор бросил еще один мимолетный взгляд на небо и поинтересовался:
– На Ямайке?
– Там больше шансов заработать деньги, – отозвался капитан и резко добавил: – Вяжи их, ребята!
Несколько крепких рук вцепились в Калинина, парализовали возможность движения. Аркадий попытался дернуться, да куда там?!
На Кабанова навалились вообще целой толпой, дернули на всякий случай назад, прочь от капитана.
Зря! Им бы попытаться пригнуть его вперед, придавить преобладающей массой…
Командор немедленно воспользовался ошибкой. Он оперся на обхватившие его руки, как на подставку, и нанес одновременный удар ногами в грудь Коршуна.
Капитан послушно отлетел, ударился о подвернувшийся штурвал и рухнул чуть в стороне.
Матросы на мгновение растерялись, и Кабанов рванулся вперед. Правая рука вырвалась из чужих пальцев. Командор крутанулся, используя зажатую левую руку как ось, и от души врезал одному из матросов в челюсть.
Миг – и Командор повторил движение в обратном направлении. Его локоть вмял чей-то нос, словно стремился сделать лицо моряка гладким, лишенным выступов.
Левая рука тоже освободилась. Последний удерживающий ее бунтовщик, повторяя движение недавнего пленного, низвергся на палубу, попутно сбив с ног кого-то из своих приятелей.